– Эй, налетчик...

Кейс открыл глаза. Рядом с ним стояла Кэт в темной одежде, ее волосы все еще оставались зализанными ветром после безумной гонки по ночным улицам.

– Я думал, ты пошла домой, – сказал Кейс и хлебнул пива, скрывая смущение.

– Я попросила Брюса ссадить меня у магазинчика. И купила вот это.

Кэт прижала руку к бедру и опустила ее вниз, так чтобы задрался рукав. На ее запястье Кейс увидел голубой кожный диск.

– Нравится?

– Конечно.

Кейс машинально стрельнул глазами по сторонам, проверяя реакцию окружающих, и снова посмотрел на девушку.

– И что теперь ты собираешься делать?

– Тебе понравился бета, который ты купил у нас, Люпус?

Она уже придвинулась к нему вплотную, излучая своим телом тепло и желание, расширившиеся зрачки в щелях ее глаз поглотили почти всю радужную оболочку, жилы на ее шее были натянуты как струны. Она дрожала – видимо, от только что принятой дозы.

– Тебе это пришлось по кайфу, Люпус?

– Ага. Но отходняк – сущий дьявол.

– Значит, тебе нужен еще разочек.

– Для того, чтобы?..

– У меня есть ключи. На холме сразу за "Раем" есть одно славное гнездышко. Хозяева отправились по делам на дно колодца, и если ты пойдешь со мной туда...

– Если я пойду с тобой туда?..

Она взяла его руку и зажала ее между своими горячими и сухими ладонями.

– Ты ведь як, верно, Люпус? Боевик, работаешь на якудза?

– Разбираешься в людях.

Кейс высвободил свою руку и полез за сигаретами.

– Тогда почему у тебя все пальцы на месте? Я думала, ты должен отрубать себе по пальцу каждый раз, когда облажаешься.

– А я еще ни разу не облажался.

Кейс прикурил сигарету.

– Я видела женщину, которая была с тобой. В тот день, когда мы встретились в первый раз. У нее походка, как у Хидео. Она меня испугала. – Кэт улыбнулась, широко и чуть диковато. – Но все же она мне понравилась. Как она относится к девушкам?

– Никогда ее об этом не спрашивал. А кто такой Хидео?

– Он охраняет Три-Джейн. Хранитель, так она его называет. Семейный хранитель.

Кейс заставил себя сохранить равнодушное выражение лица и по– прежнему спокойно изучал взглядом посетителей "Крайнего случая".

– Трех Джейн?

– Леди Три-Джейн. Она не из простых. Богачка. Ее отец владеет здесь всем вокруг.

– Этим баром?

– Вольной Стороной!

– Без врак? Классные у тебя друзья.

Кейс поднял бровь. Потом положил руку ей на талию, легонько ущипнул за бедро.

– Каким образом тебе удалось свести дружбу с такими-то аристократами, Кэти? Или, может быть, ты у нас темная лошадка? Может, вы с Брюсом на самом деле тайные наследники каких-нибудь древних состояний? А, что скажешь?

Кейс гладил ее кожу сквозь тонкую черную ткань. Кэт прижалась к нему. Засмеялась.

– Нет, ну что ты, – сказала она, опустив ресницы, что, по всей видимости, должно было означать приступ застенчивости. – Просто она очень любит вечеринки. А мы с Брюсом регулярно закатываем пирушки. А там ей одной скучно. Ее старик разрешает ей иногда прогуляться, но только если Хидео рядом и следит за ней.

– Где это ей скучно?

– В "Блуждающих огнях", на ее вилле. Она рассказывала мне о ней, о, там очень мило, лилии, пруды и все такое. Это замок, настоящий замок, все из камня. И там такие закаты!

Кэт уютно прильнула к нему.

– Эй, Люпус, приятель, тебе нужен кож-диск. Тогда мы будем чувствовать себя одинаково.

На шее Кэт на тонком ремешке висел маленький кожаный кошелек. Ногти девушки были покрыты ярким розовым лаком и четко выделялись на фоне ее пятнистого "быстрого" загара. Кэт открыла кошелек и достала из него голубые кож-диски, упакованные в пластиковые пузыри на бумажной основе. Что-то белое выпало из ее кошелька и улеглось на полу; Кейс встал со стула и поднял вещицу. Бумажный журавлик.

– Это мне дал Хидео, – объяснила Кэт. – Он показывал мне, как их правильно складывать, но я так и не научилась. Шея у меня всегда выходит задом наперед.

Она забрала из руки Кейса журавлика и затолкала его обратно в кошелек. Кейс смотрел, как ее торопливые пальцы вырывают из упаковки кожный диск, затем разглаживают его на внутренней стороне его запястья.

– Три-Джейн – у нее заостренное лицо, нос как у птицы? – Кейс посмотрел на свою руку, которая, словно чужая, механически поглаживала бедро Кэт. – Темные волосы? Молодая?

– Да, очень похоже. Но она очень не простая, ты понимаешь? Со всеми-то своими деньгами...

Наркотик налетел на него как поезд-экспресс, белая колонна горячего света, исходящая из тазовых костей, пронизала его позвоночник; швы его черепа стали иллюминировать под рентгеновскими лучами вспышек коротких замыканий сексуальной энергии. Его зубы запели в своих гнездах точно камертоны, чистыми прозрачными звуками, как хрусталь, каждый на своей ноте. Его кости под расплывчатым, туманным покровом плоти сверкали полированным хромом, суставы были густо смазаны силиконом. Бешеные песчаные вихри понеслись, вычищая до блеска пустынные закоулки его черепа, испуская волны тонкого высокого воя, вырывающегося наружу через глазницы и расширяющегося, расширяющегося вокруг его головы наподобие чистейшего растущего на глазах кристалла...

– Пошли, – сказала Кэт. – Теперь ты в порядке. И мы примем еще. Там, на холме, у нас впереди целая ночь...

И ярость его тоже вдруг начала расти, расширяться, безжалостно, стремительно, выбиваясь наружу на гребне бетафенетиламиновой волны, сотрясая основы окружающего мира – концентрированная, едкая. В штанах у него словно бы появился свинцовый слиток. Лица людей вокруг него принадлежали раскрашенным куклам, розовые и белые части ртов двигались без устали, слова извергались наружу подобно дискретным пузырям звуков. Кейс посмотрел на Кэт и увидел каждую пору ее кожи цвета медной проволоки, глаза – пустые, глупые стекляшки, мельчайшую асимметрию ее грудей и ключиц, и... в его глазах полыхнуло белым.

Он оттолкнул ее руку и широким шагом на негнущихся ногах двинулся к выходу, отшвырнув кого-то с дороги.

– Мать твою! – закричала она ему вслед. – Ты, дерьмо собачье!

Кейс не чувствовал ног. Он шел словно на ходулях, выписывая безумные петли на выложенной из плиток мостовой Жюль Верн, слыша далекий глухой ритм – свой собственный пульс. Тонкие как бритвы плоскости света пересекали его череп под дюжиной различных углов.

А затем он стоял, замерев, с налитыми кровью глазами и раздутыми чреслами, прижав кулаки к бедрам, запрокинув голову, с искривленными губами, дрожащий. Он не сводил глаз с затерянного в небе Вольной Стороны Зодиака, и ночные созвездия голографического небосвода двигались, сливались, словно были растворены в некой жидкости, плыли самостоятельно, подобно живым существам запредельной реальности. И так продолжалось до тех пор, пока звезды не сложились, сами собой, каждая по отдельности и все вместе, все сотни и тысячи, в один огромный портрет из пятнышек света – крапинок звезд на черном фоне неба. Лицо Линды Ли.

И тогда он смог отвести взгляд и посмотреть по сторонам, обнаружив при этом, что все лица вокруг тоже смотрят вверх, все дефилирующие туристы охвачены любопытством.

И когда эти небесные огни погасли, на рю Жюль Верн вновь зажурчал разноголосый говор, эхом отражаясь от террас и резных балкончиков из камня цвета луны.

Где-то неподалеку начали бить невидимые часы, разнося над домами звон древних колоколов Европы.

Полночь.

Кейс бродил по улицам до самого утра.

С рассветом он спустился со своих высот, его хромированный скелет проржавел, наркотическая плоть превратилась в обыденную, камнем висящую на нем. Кейс не мог думать. И это ему очень нравилось – быть в сознании и при этом быть неспособным думать. Кейсу представлялось, что он воплощается во все предметы, на которые падает его взгляд: в скамейку в парке, в стайку белых мотыльков вокруг антикварного фонаря, в робота-садовника, раскрашенного косыми желтыми и черными полосами.